Вечером ко мне пришла самка гориллы. Зашла, улыбнулась, сняла свою шкуру, повесила её на вешалку. Как-то подозрительно она мне напоминала мою злобную начальницу, которую я терпеть не могла, и которую я с удовольствием бы отправила на Колыму катать тачки. А ещё, она мне чем-то напомнила мою подругу детства —мерзкую жирную уродину, каких свет не видывал. Горилла прошла на кухню, села, положила ноги на стол, закурила, потребовала чаю с вареньем. А я ей и говорю: «обойдёшься, дрянь такая! Лучше возьми тряпку, и сделай тут уборку». Нет, куда там! Сидит, смотрит нагло, курит и пепел на пол стряхивает, будто так и надо! Будто барыня она, а я —служанка! Ну, что мне делать?! Пошла в кладовку, взяла трубу железную, на которую одежду вешаю, вернулась, и начала охаживать гориллу по башке. Бью, бью, а ей хоть бы хны — смотрит на меня, и скалится злобно. Долго я её била... Наконец, она свалилась, подёргалась и затихла... Смотрю — внешность её меняться стала! Вместо гориллы —дочь моя лежит с разбитой головой, мёртвая, в луже крови! И только на ногах — шёрстка гориллья осталась….
|
|
